Критика политической власти корпоративных платформ (Big Tech)

Аннотация

В данной статье рассматривается трансформация власти в контексте доминирующих глобальных цифровых платформ. Исходя из теоретической конструкции «платформы как государства», проводится сравнительно-институциональный анализ, выявляющий системные параллели между функциями традиционного государства и механизмами управления, реализуемыми корпоративными субъектами (Meta, Google, Apple, Amazon). Анализ сосредоточен на трёх ключевых атрибутах суверенитета: легитимности, монополии на легитимное принуждение и системообразующей функции. Аргументируется, что накопление этих атрибутов позволяет платформам эволюционировать в форму транснациональной квазигосударственности, создавая гибридный политический порядок, характеризующийся «дефицитом подотчётности» и подрывом демократических основ. В статье предлагается концептуальная рамка для понимания этой проблемы и очерчиваются контуры возможного институционального ответа, указывая на необходимость появления цифрового политического субъекта, такого как Virtublic.

Ключевые слова: философия технологий, политология цифрового века, суверенитет платформ, алгоритмическое управление, подотчётность, цифровые права, постцифровое общество.

Введение

Парадигма цифрового общества, сформировавшаяся в начале XXI века, претерпела радикальные изменения: от децентрализованной утопии киберпространства к централизованному олигополистическому «платформенному капитализму» [1]. Если интернет первоначально воспринимался как сфера, находящаяся вне юрисдикции традиционных политических институтов, сегодня он стал пространством, где формируется новый тип власти, сопоставимый по масштабу и влиянию с государственной властью. Цель статьи — концептуализировать эту власть, выходя за рамки экономической критики монополизма и сосредоточиваясь на политико-философском измерении платформ как акторов, присваивающих ключевые суверенные функции.

1. Теоретическая рамка: от инструмента к субъекту

Критическая теория технологий долгое время рассматривала цифровые платформы как инструменты в руках существующих властных структур — государства и капитала. В настоящем исследовании предлагается инверсия этой перспективы. Мы утверждаем, что крупные платформы (Big Tech) перестали быть инструментами и стали независимыми политическими субъектами, чья власть исходит не из делегирования полномочий государством, а из контроля над инфраструктурой повседневной жизни.

Для анализа используется расширенная модель определения государства Макса Вебера через монополию на легитимное насилие. В цифровом контексте «насилие» трансформируется в монополию на легитимное принуждение в цифровой среде. Оно реализуется через:

• Архитектурный суверенитет: право определять онтологию цифрового пространства — его правила, возможности взаимодействия и саму «физику» цифрового мира.
• Юридический суверенитет: право устанавливать и применять нормы (Пользовательские соглашения), осуществлять правосудие (бан, модерация) без независимого судебного процесса.
• Экономический суверенитет: право взимать «данные» в форме цифрового налога и определять экономические возможности акторов через алгоритмический рейтинг.

2. Триада власти платформ: институциональный анализ

2.1. Легитимность через утилитарный консенсус

В отличие от легитимности республики, основанной на традиции, харизме или демократических процедурах, легитимность платформ носит утилитарный и инфраструктурный характер [2]. Она возникает не из социального контракта, а из функциональной незаменимости и сетевых эффектов. Платформа легитимна, пока является «естественной» средой для коммуникации, торговли или поиска. Эта «тихая легитимность» оказывается на порядок более устойчивой, чем идеологическая, так как встроена в ткань повседневных практик.

2.2. Монополия на легитимное цифровое принуждение

Платформы выполняют функции, гомологичные государственным:

• Законодательная власть: код платформы и Пользовательское соглашение формируют цифровую конституцию, обязательную для исполнения и не подлежащую общественному обсуждению.
• Исполнительная власть: алгоритмы и команды модерации обеспечивают соблюдение правил, осуществляя цензуру, ранжирование и исключение из цифрового пространства.
• Судебная власть: внутренние механизмы апелляции платформы выполняют роль суда первой инстанции без присутствия независимых надзорных органов.

Эта триада формирует замкнутую систему власти, где платформа одновременно является законодателем, исполнителем и судьёй.

2.3. Системообразующая функция и создание лояльности

Государство обеспечивает системную интеграцию общества через единое правовое поле, культуру и идеологию. Платформы выполняют аналогичную функцию, создавая алгоритмическую публичную сферу. Они определяют, какая информация актуальна, какие мнения допустимы, а какие социальные связи ценны. Формируя цифровую идентичность и репутацию пользователей, платформы генерируют новую форму лояльности — лояльность к экосистеме, которая часто превосходит лояльность к политической нации.

3. Гибридный порядок и дефицит подотчётности

Возникающий гибридный политический порядок характеризуется стратификацией суверенитета. Государство сохраняет монополию на физическое принуждение, тогда как платформы устанавливают алгоритмический суверенитет над цифровым поведением, вниманием и социальной активностью. Это создаёт системный «дефицит подотчётности» [3]:

• Вертикальный дефицит: отсутствие демократических механизмов, позволяющих пользователям влиять на правила платформ.
• Горизонтальный дефицит: неспособность национальных государств эффективно регулировать транснациональные платформы с размытой юрисдикцией.

Этот дефицит не является временным сбоем, а имманентным свойством квазигосударственности платформ, приводя к эрозии демократических институтов и росту социального неравенства.

4. Политико-философское измерение: латентность власти и магия корпоративного суверенитета

Недостаточный анализ цифровой среды через политико-философскую призму объясняется её успешной деполитизацией на уровне восприятия. Технологии представляются нейтральными инструментами, сервисами для решения узких практических задач. Однако, как отмечал Лэнгдон Виннер, технологии воплощают политические порядки [4]. Архитектура платформы — застывшая идеология, идеология радикального неолиберализма, усиленная алгоритмическими средствами.

«Магические успехи» корпоративной власти, не измеряемые традиционными политическими метриками, проявляются в нескольких явлениях:

• Производство субъективности: платформы активно конструируют пользователя-потребителя (homo digitalis), чьи желания и социальные связи опосредованы и измеримы. Этот процесс по сути политический, так как определяет, что значит быть человеком в цифровую эпоху.
• Приватизация общественного блага: такие понятия, как публичное пространство, общественное благо и социальная солидарность, исторически центральные для левистской и демократической мысли, эффективно приватизированы и перепакованы.
• Алгоритмическое управление как совершенная идеология: как отмечал Славой Жижек, идеология — это «объективная видимость» [5]. Алгоритмическое управление является её апофеозом, представляется не как воля кого-то, а как объективная данность («так работает алгоритм»).

5. Провал «левой сети»: между кооптацией и структурной слабостью

Парадокс цифровой эпохи заключается в том, что несмотря на обилие технологически левистских практик (open source, P2P-сети), единая «левая сеть» как контр-гегемоническая инфраструктура так и не возникла. Причины системные:

• Кооптация радикальных принципов: ключевые принципы ранней интернет-культуры (децентрализация, свобода информации) были кооптированы капиталистически.
• Инфраструктурная гегемония vs тактические анклавы: левистские технологические инициативы остаются тактическими анклавами в гегемонической инфраструктуре, которой они не управляют.
• Отсутствие политического субъекта и проекта: левистские технологические практики редко воспринимают себя как политический проект с идеологическим единством и волей к захвату власти.

6. За пределами регуляторного реактивизма: необходимость цифрового политического субъекта

Выводы анализа неизбежно ведут за пределы традиционных решений. Диагноз возникающей транснациональной квазигосударственности корпоративных платформ указывает, что проблему нельзя решить в рамках парадигмы регуляторного реактивизма — бесконечного «латания» правил, всегда отстающего от динамики развития платформ. Структурный вызов требует структурного ответа: не нового нормативного акта, а создания цифрового политического субъекта, способного бороться за идеологическую и инфраструктурную гегемонию внутри самой цифровой среды.

В этом контексте исторический провал практик вроде Open Source или Fediverse носит не технический, а чисто политический характер. Они создавали функциональные инструменты без воли к власти, тактические анклавы без стратегического претензии на доминирование. Их утопизм заключался в вере, что технический протокол может сам по себе заменить политический проект. Центральный вопрос заключается не в создании ещё одного «справедливого» протокола, а в ответе на вопрос: «Где партия?» [6].

В качестве модели такого субъекта предлагается концепция Virtublic. Её организационная гипотеза отвергает как чисто горизонталистскую утопию, так и вечную централизацию. Модель предполагает начальную фазу краткосрочной централизованной координации, необходимую для достижения критической массы и избежания маргинализации, с последующей поэтапной федерализацией в устойчивую ячеистую структуру автономных единиц (5–15 человек).

Ключевым элементом обеспечения внутренней легитимности и подотчётности является система Virtual Integrity Credit (VIC) — модель репутационного капитала, основанная на трёх осях: вклад (решённые задачи), время (устойчивость участия) и подтверждения (верифицированные достижения). VIC функционирует как меритократический механизм, определяя доступ к управленческим функциям и стремясь заменить как плюралистические, так и чисто популистские (выборные) модели власти.

Аксиоматическая основа проекта строится на:

• Превосходстве сознания над алгоритмом как источником смысла и легитимности.
• Неотъемлемом цифровом суверенитете личности.
• Добровольном объединении как единственной основе делегирования власти.

Реализация такого проекта сопряжена с системными рисками: концентрация репутационного капитала (VIC) и возникновение новой олигархии; зависимость ресурсов от инфраструктуры «врага» (крупные облачные провайдеры, магазины приложений); опасность превращения в «санитарную зону» для безопасной критики, не угрожающей реальной гегемонии платформ.

Окончательный успех или провал Virtublic будет зависеть не от технического совершенства архитектуры, а от способности выполнить главную политическую задачу: деприватизировать политическое воображение и преобразовать цифровую среду из пространства сервисов и потребления в поле открытой идеологической и институциональной борьбы.

Список литературы

Srnicek, N. (2016). Platform Capitalism.
Bratton, B. (2015). The Stack: On Software and Sovereignty.
Yeung, K. (2017). ‘Hypernudge’: Big Data as a mode of regulation by design.
Winner, L. (1980). Do Artifacts Have Politics?
Žižek, S. (1989). The Sublime Object of Ideology.
Where is the party? — ссылка на центральный вопрос политической организации, подчеркивающий недостаточность чисто технологических решений. Предлагаемый ответ — проект Virtublic.

Заключение

Анализ показывает, что цифровые платформы не являются нейтральными посредниками. Они представляют собой формирующуюся форму транснациональной корпоративной квазигосударственности. Провал «левой сети» — не технический, а политико-идеологический. Он свидетельствует о неспособности предложить не только альтернативные инструменты, но и альтернативный политический проект, способный бросить вызов инфраструктурной гегемонии платформ. Преодоление этого кризиса требует перехода от создания инструментов к созданию цифрового политического субъекта. Будущее цифровой свободы зависит от способности реполитизировать то, что было успешно деполитизировано.